Вадим Рутковский

Нестойкий принц

«ШЕКСПИРГАМЛЕТ» – молниеносная версия «пьесы пьес», поставленная Евгением Марчелли в Театре им. Моссовета
100-летний юбилей театра его нынешний худрук отмечает дерзкими версиями классики: «ШЕКСПИРГАМЛЕТ», где кривое датское королевство граничит с подпольным рейвом, вышел в октябре, за месяц до «БЕСприданницы». Шекспир – при всех отступлениях от канона – остался вполне живёхонек. В главной роли – Кирилл Быркин.


Новый «Гамлет» резв, быстр, поджар.

Мы помним давний харьковский спектакль Андрия Жолдака «Гамлет. Сны» – этот мог бы называться «Гамлет. Бег».

Не только из-за прошивающих действие спринтерских пробегов молодого принца – по общему захлёбывающемуся ритму: зловещий Эльсинор пребывает в бесконечном движении; и сам призрак старика-отца, тоже Гамлета (Юрий Беркун или Александр Филиппенко), начинает блуждать ещё до третьего звонка. И занавес приподнимается ещё до начала, открывая, под шум голубиных крыльев, абсолютно голую сцену. Прочитав это (и взглянув на официальные иллюстрации, не дающие, если честно, ни малейшего представления о распахнутом, широком и глубоком, съедающем первые три ряда партера пространстве спектакля), имеете право не поверить, что «ШЕКСПИРГАМЛЕТ» – на редкость эффектное зрелище, не раз заставляющее твой внутренний голос кичать «Вау!». Но что есть, то есть; шоу ошеломляет – да даже той же обнажённой сценой, выглядящей круче многих сложных конструкций: каждый второй зритель тянется за телефоном, чтобы сфотографировать эту магическую пустоту. Сложные конструкции, придуманные художником-сценографом Анастасией Бугаевой, тоже будут – как и удивительные «живые декорации»: коллективное тело, составленное из красоток в вечерних платьях – мираж в объятиях вейп-пара, в финале танцующий под шаманское техно. Кто они – не важно; персонажи, пожелавшие остаться неизвестными (так, кстати, значится в программке героиня Анастасии Беловой, безмолвная свидетельница замковых интриг); пусть будут гостьями на свадьбе Клавдия (Сергей Юшкевич) и Гертруды (Евгения Крюкова), долгого и мрачного праздника, начавшегося с похорон и масштабным смертоубийством завершившегося.


Всё современно – и рваные джинсы огнеликого принца, и любовные судороги, превращающие короля с королевой в единое двухголовое существо, и скорость, с которой идёт спектакль;

даже прозаический перевод Михаила Морозова – пусть и сделан в середине ХХ века, зато обжит и проговорен без архивной велеречивости. Шекспировский текст сжат – но ловко; так, что нет ощущения лакун или пунктирно-схематического изложения; всё быстро, но на месте. Страна-тюрьма с «гнусным королём» во главе – тоже нестареющий материал. Впрочем, политический театр Марчелли мало заботит. Его «Гамлет» остаётся вневременной, универсальной историей про юнца, гибнущего в неравном столкновении со старым, но пока не слишком дряхлым миром. Великий Владимир Яковлевич Бахмутский в лекциях о Шекспире подчёркивал: Гамлет – принц и студент; обе характеристики равно значимы; нонконформизм образованной молодости делает сердце пламенным мотором – не одна только ревность к матери и ненависть к убийце-отравителю отца. Конечно, для папиков в костюмах, «он – ненормальный, он – озабоченный». Да, он перевозбуждён, это не маскировка, однако остаётся умным манипулятором; и в эпизодах с актёрами, которым предназначено загнать короля в «мышеловку», действует как отличный режиссёр.


Генри Миллер заметил, если начинаете барабанным боем, заканчивать надо ядерным взрывом. А Марчелли действительно начинает – и продолжает, не снижая градус! – им же.

Отсутствие «ядерного взрыва» в финале – единственное, что можно поставить спектаклю в упрёк;

впрочем, вызывающая «смазанность» кульминационного поединка – тоже в каком-то смысле взрыв. Слом ожиданий.


Как и многое в этом программно антишаблонном «Гамлете». Лаэрт (Митя Фёдоров) – очкарик-интеллектуал, Полоний (Виталий Кищенко или Валерий Яременко) – гибрид отца-хозяина, живчика-хозяйственника и раболепного слуги. И Офелия (Анна Галинова) космически далека от привычных прерафаэлитских Сильфид. Времени задаваться вопросом «почему так?», нет; вот так – странно, но работает, создавая дискомфортный гротеск.

Я было подумал, что и с базисным монологом, с «Быть или не быть», Марчелли радикально расквитается – заставив Гамлета пробормотать его скороговоркой, путаясь в белых свадебных гирляндах;

фоном к разговорам тех, кто держит власть (они как раз планируют устроить встречу принца с объектом его «безумия» и спрятаться – не за кулисами, в зрительном зале). Да, расквитался – но по-другому, переложив на диалог с земной, чуждой всяким романтическим перехлёстам девушкой: «прекрасная Офелия, меня очень занимает один вопрос – быть или не быть». И разбираются вместе – говоря почти на вербатиме «новой драмы».


Начало этого «Гамлета» – среди самых захватывающих театральных прологов, которые я видел; не буду раскрывать – не только, чтобы оставить возможность удивиться и вам. Я в данном случае вторю Сьюзен Зонтаг и выступаю против интерпретации, снижающей чувственный опыт. А Марчелли – режиссёр острой интуиции, властелин броских жестов;

и под барабанный бой он зовёт нас за собой.